Сеня на заседании кафедры


Сеня на заседании кафедры

 

Виктор Иванович Дащук талантливо и добросовестно исполнил просьбу шефа – в положенный срок Сеня успешно защитил кандидатскую диссертацию. Как это водится в профессорских кругах, Валентин Аркадьевич определил своего младшего сына ассистентом в политехнический. На кафедру профессора Закаряна, с которым он водил отношения, похожие на приятельские.

Новый шеф сделал Сеню, как ему показалось, своим фаворитом. Поручил читать всего один курс, притом с солидным названием и в то же время не требующий особой подготовки. По методике он получил задание поставить всего лишь одну лабораторную работу по теме только что защищенной диссертации. А переработать диссертационный материал в приложении к учебному процессу ему по старой договоренности помог бывший научный руководитель – ВикторИванович. Таким образом, фактически вся запланированная методическая нагрузка была у Сени выполнена еще в самом начале учебного года.

Учебный год прошел, что называется, «на ура». Поэтому перед финальным заседанием кафедры, где должно было утверждаться все, что выполнено за год, Сеня чувствовал себя «на коне». Еще вчера он заполнил все графы своего плана и, довольный собой, сидел за своим рабочим столом, листая американский научно-технический журнал, который ему только вчера принес папа от заведующей библиотекой – новинка! Но, к его удивлению, никто из коллег даже не поинтересовался, что за фолиант он листает.

Было всего около одиннадцати утра, а июльская жара уже давала о себе знать. В помещении, где предстояло заседать, были отворены все окна и двери. Не чувствовалось не то, чтобы сквозняка, а даже малейшего движения воздуха.

Почти все преподаватели сошлись еще за полчаса до назначенного времени и весело толковали о будущем отпуске, о рыбалке, охоте, о море, о детях, автомобилях, байдарках и прочем. О работе никто уже не вспоминал. Настроение у всех было самое, что ни на есть, отпускное. Ни один человек не высказывал ни малейшего признака волнения или тревоги по поводу предстоящего утверждения выполнения индивидуальных планов.

«Ишь, как Закарян распустил их – не то, что папа на своей кафедре. У него самого, видимо, не все в ажуре. Но ничего, сегодня зададим им парочку серьезных вопросов», – самодовольно ухмыляясь, думал Сеня.

Закарян пришел ровно в одиннадцать. Все дружно встали, приветствуя своего шефа, но он жестом усадил аудиторию и тут же с улыбкой приступил к ведению заседания.

Сегодня, уважаемые коллеги, у нас на повестке дня всего один вопрос – утверждение индивидуальных планов. Формально мы обязаны заслушать каждого, а времени, как и всегда, совсем мало. Днем синоптики обещали тридцать два градуса жары! Так что прошу всех высказываться покороче, чтобы успеть разойтись до наступления полуденного зноя. Начнем от окна. Димитрий Матвеевич, прошу вас.

Профессор Гамов встал, но Закарян тут же попросил его сесть:

Димитрий Матвеевич! Сидя, пожалуйста. Мы не на придворной церемонии. Кроме того, я предлагаю зачитывать только методическую и научную работу. Учебную не трогать. Всем и так ясно, что мы ее выполнили. Нет возражений? Тогда пожалуйста.

У меня было запланировано… – скороговоркой затараторил Гамов. Он зачитал методические поручения, потом перечислил научные темы, в которых принимал участие, и перешел к воспитательной работе со студентами.

Ясно, – сказал Закарян, – мы знаем, что все у вас выполнено аккуратно и добросовестно. Замечания есть? Вопросы к профессору Гамову? Нет. Отлично. Предлагаю утвердить. Кто за – прошу голосовать.

Сеня внимательно наблюдал за аудиторией. Все спокойно подняли руки.

Спасибо. Прошу опустить. Следующий по порядку – наш молодой ассистент, кандидат технических наук Семен Валентинович Ампиров. Прошу вас, Семен Валентинович.

При этом Закарян доброжелательно улыбнулся, а Сеня с самым серьезным видом начал отчитываться, почти по-военному отчеканивая заранее отрепетированное сообщение, подробно останавливаясь на каждом пункте. Но Закаряну в конце концов эта тягомотина надоела, и он деликатно прервал Сеню:

Пожалуйста, не так подробно. Невыполненные пункты у вас есть?

Нет, Самвел Вартанович. Вот – прошу…

Сеня зачем-то протянул ему план, но Закарян отмахнулся.

Ладно, довольно. Вопросы, замечания к Семену Валентиновичу? Нет? Утверждаем. Теперь – доцент Калганов. Дальше я буду без титулов, имен и отчеств – можно?

Пожалуйста, Самвел Вартанович! – мягко ответил Калганов.

Ну конечно, – зашумели преподаватели, которые также спешили домой и изнывали от жары.

Подобно Гамову Калганов зачитал основные пункты плана и закончил:

Все поручения выполнены.

Предлагаю утвердить, – сказал Закарян, – возражения есть? Утверждается.

Преподаватели выступали один за другим, Закарян предлагал утвердить, никто не возражал. Такой ход финального заседания Сене показался весьма непривычным. Он несколько раз присутствовал на аналогичных заседаниях кафедры у своего папы. Там было все по-другому. Все подвергалось сомнению и недоверию, без конца кого-нибудь уличали в очковтирательстве, обвиняли в безделье, недобросовестности и так далее. «Неужели здесь все такие честные и добросовестные, что сомневаться не приходится? – скептически прикидывал Сеня. – А что если поинтересоваться истинным положением дел»?

Но выступали уважаемые профессора, доценты, и Сеня не решался нанести неожиданный удар. Но вот очередь дошла до «неостепененного» ассистента – Леши Каранчука. Тот, как и все предшественники, быстро доложил суть поручений и сообщил, что все пункты выполнены.

Спасибо, Алексей Емельянович, – сказал Закарян. – Возражения, вопросы есть?

У меня вопрос, – самодовольно улыбаясь, обозвался Сеня, – Можно?

Пожалуйста, только коротко и по сути, – поторопил его Закарян.

А позвольте взглянуть ваш план, Алексей Емельянович! – попросил Сеня, нарочито растягивая слова, поднял руку и терпеливо ждал все с той же самодовольной улыбкой.

Леша спокойно протянул ему свой план. Полистав, Сеня ехидно спросил:

Здесь у вас записано: «Постановка новой лабораторной работы по исследованию инерциального акселерометра с изготовлением макета». Это выполнено?

Конечно, – спокойно ответил Каранчук.

А посмотреть можно?

На что, простите, посмотреть? – удивленно вздернув брови, спросил Леша.

На этот макет. Он в рабочем состоянии?

Он сейчас не подготовлен.

Тогда, простите, как же вы отчитываетесь? Мне кажется, вы не имеете права писать, что этот пункт выполнен.

От неожиданности в помещении воцарилась неловкая тишина.

Сеня с ехидной улыбочкой вернул план хозяину. Закарян явно нервничал:

Запишем так. Ассистенту Каранчуку продемонстрировать макет ассистенту Ампирову в рабочем порядке. Анна Васильевна, – обратился он к ученому секретарю Сапрыкиной, – запишите, пожалуйста, мои слова в протокол. Предлагаю утвердить. Кто дальше? Ассистент Корж? Прошу вас. Мы много времени теряем понапрасну. Побыстрее, пожалуйста.

Конец заседания был явно скомкан. Пропала четкость, преподаватели докладывали сбивчиво, Закарян всех обрывал на полуслове и, наконец, пожелав присутствующим спокойного, здорового и активного отдыха, а также дальнейших творческих успехов, закончил заседание.

Потом он нервно подписал все индивидуальные планы, попрощался с каждым персонально за руку и, еще раз пожелав хорошо отдохнуть, ушел первым. За ним упорхнула Сапрыкина. Следом – Гамов и Кирилюк. Остались относительно молодые и еще моложе. Все, кроме Сени, преодолевая остаточное чувство неловкости, вышли в коридор – кто покурить, кто просто так постоять с товарищами перед расставанием. Ведь завтра в отпуск! На целых два месяца! Долой на это время всякую головную боль, все бумаги и планы, все занятия и расписания!

Сеня, гордый своим, как он считал, смелым поведением на заседании, заканчивал чистку рабочего стола. Он старательно убрал с него все, что там обычно лежало в силу повседневной необходимости: книги, тетради, бумаги и даже коробку с распечатками программ. Влажной тряпочкой он с особым усердием протер столешницу, запер все замки, не забыв для надежности подергать каждый ящик, сложил все, что счел нужным, в портфель и вспомнил о сочном белом яблоке, которое мама заботливо сунула ему в портфель перед уходом на последнее заседание.

Итак, дебют он отыграл с успехом. Первый учебный год, проведенный в роли преподавателя, закончен с блеском. Так, как он с детства привык завершать все. И все пункты плана выполнил, как положено, и напоследок сумел лицо свое перед шефом показать в нужном виде. Сеня с хрустом откусил кусок яблока и стал жевать, наслаждаясь кисло-сладкой мякотью. Вот отгуляет он отпуск, а потом, улучив минутку, попросит шефа подыскать ему научное направление для работы над докторской. Времени терять нельзя. Это единственное, чего не наверстаешь. Так его наставил папа. Воистину, его папа – самый лучший отец и самый мудрый человек в мире. Уж он-то знает в жизни толк!

Доев яблоко, Сеня выбросил огрызок в урну и, подхватив новенький портфель крокодиловой кожи (подарок папы, привезенный в марте из Австралии), с горделивым видом направился к выходу. За дверью гудели голоса преподавателей. Порой раздавался сдержанный смех. Иногда кто-то что-то темпераментно рассказывал, а кто-то другой пытался перебить рассказчика.

Когда же Сеня вышел в коридор, где стояли шумные коллеги, там неожиданно воцарилась какая-то напряженная тишина. «Ага, – подумал Сеня, – зауважали! То-то»! Ничего, он еще не так задаст тон на новом месте! Папин опыт – великое дело! Нужно только неукоснительно следовать его наставлениям – он сыну плохого не посоветует!

Подойдя к столпившимся сотрудникам, Сеня остановился, ожидая, что сейчас они расступятся, чтобы пропустить его. Но никто почему-то даже не намеревался этого делать. Они молча продолжали стоять в прежних позах, словно не замечая его появления. Кочин небрежно пыхнул сигаретой, и густой клуб синего дыма обильно окутал Сенино круглое, как луна лицо, лоснящееся от пота. Сеня брезгливо поморщился и отшатнулся в сторону.

Разрешите пройти, – недовольно процедил он с гримасой пренебрежения на красной от летней жары физиономии.

Реакции не последовало. Тогда Сеня попытался деликатно оттеснить старшего преподавателя Маневича, чтобы боком протиснуться между ним и доцентом Калгановым. Но те стояли на месте, словно каменные изваяния.

Ты чего толкаешься? – вызверился на Сеню Миша Корж, вчерашний аспирант Закаряна.

Я, кажется, попросил разрешения пройти, – ехидно заметил Сеня.

А ты его получил? – спросил Корж с металлом в голосе.

Сеня, недоумевая, молчал. Молчали остальные. С невероятной скоростью нарастало нервное напряжение. Казалось, еще несколько секунд, и между Сеней и Коржом сверкнет молния или вспыхнет дуговой разряд, как при электросварке.

И долго мы будем так стоять? – раздраженно спросил Сеня.

Тебе, кажется, вопрос задали? – ответил Корж, – У культурных людей на вопросы отвечать принято, а не свои в ответ задавать. Тем более, когда тебя старшие коллеги спрашивают.

Что вам от меня нужно? – возмутился Сеня.

Послушай-ка, ты, гнида! К тебе разговор небольшой, – произнес Корж таким леденящим душу тоном, что у Сени слегка задрожали коленки. Лицо покрылось красными и белыми пятнами, а лоб – крупными каплями холодного пота.

Ты что же, свиной обсосок, решил со своим уставом в наш монастырь вперищиться? А знаешь ли ты, какие у нас на этот счет традиции?

Интересно, какие же? – поинтересовался Сеня с напускной дерзостью, нервозно ерзая спиной о металлическую стойку авторегистратора.

Простые – как у всех порядочных! Беседовать по-мужски. – Корж замолчал, и стало так тихо, что в коридоре было слышно, как где-то на Пушкинской громыхает трамвай. – Что вылупил свои моргалки поросячьи, как баран яйца? Не веришь, что сейчас по мусалам сожрешь?

Миша Корж был на полголовы ниже Сени, но поджарым и жилистым и наступал на него с такой напористостью, что Сеня робко попятился, так что плотно уперся спиной в холодную панель стального шкафа, начиненного электроникой.

Да я просто… Я хотел… Ну, вы меня не совсем верно поняли – я хотел…

Вы только посмотрите, каким гением обогатилась наша кафедра! Его поступки и изречения столь глубокомысленны и интеллектуальны, что мы тут по своей серости даже понять их не в состоянии! – Корж, глядя на собравшихся, сделал жест рукой, подчеркивая многозначительность Сениной персоны.

Тот стоял, весь обмякший, и растерянно моргал испуганными глазами.

Я… это… просто хотел…

Ну, чего ты, серун, хотел? Обгадить товарища? Получить удовольствие от унижения коллеги? Ты что, извращенец?

Нет-нет… Тут совсем не то… Я хотел посмотреть…

Неожиданно Сеня овладел собой и, выпятив колесом грудь, помпезно изрек:

Это работа! Здесь нужно быть ответственным, добросовестным, объективным и принципиальным! Моя совесть чиста – я поступил, как подобает честному человеку на своем рабочем месте!

Так ты решил заработать себе имя честного и принципиального ценой унижения других? – пробасил сорокапятилетний доцент Калганов. – Да! Можно выплыть двумя способами. Либо барахтаясь собственными силами, либо топя других и становясь им на головы. Так ты, сучий вылупок, решил пойти легким путем? В каком стаде тебя воспитывали? Даже волки приходят на помощь сородичам, а не прячутся за их спины в ответственные минуты!

А «сучий вылупок» – это уже оскорбление, притом при свидетелях! – возмутился Сеня. – За это можно и к судебной ответственности привлечь!

Что? Кто здесь кого оскорбил? – поинтересовался Кочин. – Кто-нибудь слышал?

Я, например, все время здесь стою, а вот такого ничего не слышал, – ответил Стеблянко, ассистент без степени, но с солидным стажем. При этом он скроил такую невинную физиономию, что всем стало ясно, как день – он говорит чистую, святую правду.

А я слы-ы-ышал, – ответил Корж с самым серьезным видом.

И что же ты слышал? – продолжал любопытствовать Кочин.

Я четко слышал, как молодой ассистент Ампиров Семен Валентинович, – он ткнул пальцем Сеню в пухлый живот, – обозвал всеми нами уважаемого доцента Калганова Ивана Федоровича, человека в летах, оскорбительным словом – «сучий вылупок». Даже повторить совестно! А еще молодой преподаватель! Ка-тэ-эн! Студентов воспитывает!

А-а-а… – протянул рано полысевший Стеблянко, – действительно, я ведь это тоже слышал! Как же это я мог запамятовать! За это действительно можно и к ответственности привлечь! А вот и Дементий Янович Проскурня – член профкома. Иван Федорович, подавайте заявление, не отходя от кассы – мы тоже подпишемся. Примешь, Дементий Янович?

Да хоть сейчас. Пишите, Иван Федорович. Тут, если что – и партийная организация вмешается. Партия – наш рулевой! Верно?

Сеня сник, и Корж, прикинув, что сейчас самое время проводить воспитательную работу, решил приступить к действию немедленно:

Ах ты, конский педераст!!! Задумал нас перевоспитывать? И ты думал, что если тут интеллигентные люди, то они перед тобой головы склонят? Постесняются вступиться за товарища? Испугаются твоего папочки, как приятеля Закаряна? Не так, дядя, свинью смалишь! Переверни – а то спалишь! Ей-Богу, не твоя планида сегодня взошла на небосклоне!

Как видно, это мурмыло никто никогда не воспитывал! – вмешался Кочин. – Ты, видимо, в детстве недополучил по нюхалу – я так понимаю. Но через это должен пройти каждый настоящий мужчина. Так вот, здесь эти ошибки умеют исправлять быстро и очень даже хорошо.

Слушай, ты, харчок туберкулезника! Крысиный потрох с кошачьей блевотиной! Ты знаешь, где находится Земля Королевы Мод? – скрипнув зубами, поинтересовался Корж.

Ммм… как это понимать? – все молчали. – Ну, в этой, Антарктиде, кажется… – пролепетал Сеня и с усилием проглотил слюну. Его кадык судорожно подтянулся почти к самому подбородку и вновь бессильно опустился вниз.

Вот-вот! Ты не хотел бы туда отправиться? А?

С какой… целью? – спросил Сеня, как загипнотизированный.

Чтобы мне не пришлось тебя убивать! – саркастически пропел Миша.

Сеня молчал, переминаясь с ноги на ногу, и поглядывал на входную дверь в надежде на то, что там появится Закарян или еще кто-либо, чтобы прийти ему на выручку. Но за дверью было тихо, как в подземелье.

Что, мужики, дадим ему сейчас по грызлу или отложим на потом? – деловито спросил Корж.

А зачем откладывать? Потом может быть поздно. Нужно воспитывать, пока поперек лавки лежит, – философски прокомментировал Проскурня.

Отложим на потом, – снисходительно предложил Кочин. – По уважительной причине. А то уписяется – убирай потом за ним. Не меньше года тогда смердеть здесь будет!

Пожалуй, – согласился Миша, – Так вот, полупадаль, уноси отсюда поскорее свой жирный курдюк и помни – мы не забываем ни-че-го! Понял?

Да… Я понял…

Тогда шагай! Шагай! – скомандовал Миша Корж и отошел в сторону, давая Сене дорогу.

Сеня, спотыкаясь, мелкой рысцой потрусил к выходу. Он чувствовал, что вот-вот и впрямь уписяется. У двери он на мгновение остановился и оглянулся. Корж цыкнул ему вслед:

Сквози-сквози, пока хрюкальник не разукрасили!

Сеня захлопнул дверь, и когда его шаги в отдалении стихли, Корж неподдельно расхохотался.

Ну и профуру же нам хозяин навязал! – сказал он, гася сигарету.

Ничего, не таким рога обламывали, – процедил Кочин, открывая дверь преподавательской.

Сеня не шел – бежал по направлению к дому, едва сдерживая слезы. Он ожидал какого угодно исхода отчетного заседания, но только не такого.

Будучи студентом, он добросовестно учился, любил покрасоваться перед преподавателями. И ему это большей частью легко удавалось.

Потом аспирантура – формально на кафедре и под руководством самого ректора. На деле же ректор выступал здесь только в роли свадебного генерала, а настоящим руководителем был доцент папиной кафедры Виктор Иванович Дащук. «Сделаете Сеню кандидатом наук – вам к докторской зеленая улица», – обещал Валентин Аркадьевич Дащуку. И тот талантливо и добросовестно исполнял просьбу шефа, а Сеня с утра до вечера толокся на папочкиной кафедре. Единственная ЭВМ – «Наири» – была в полном распоряжении Сени.

А Сеня исподтишка следил за преподавателями и время от времени подкидывал папе информацию, и в таком ключе, в котором тот желал бы получить ее. Некоторые опасались его, избегали встречи с ним, другие же его в упор не замечали. А он мечтал достичь такого положения, чтобы перед ним заискивали. Но, к чести преподавателей, до этого не опустился никто. Однако Сеня все же чувствовал себя фигурой, от которой на кафедре зависели покой и благополучие некоторых преподавателей и с которой волей-неволей приходилось считаться. Все кроме Шориной его, не таясь, презирали, но открыто против него выступал только Володя Абросимов, которого Валентин Аркадьевич и выгнал спустя некоторое время. В общем, за время аспирантуры Сеня почувствовал себя значительной в этой жизни величиной и решил, что так будет и дальше. Тем более что Закарян был с папой на короткой ноге и охотно пошел навстречу Валентину Аркадьевичу, приняв Сеню к себе в ассистенты.

И вдруг – такая выволочка! Как шелудивому котенку, нагадившему в хозяйкину постель! Такое унижение! И от кого? От людей, которые, по идее, должны были перед ним заискивать или, по крайней мере, стремиться не портить с ним отношений, учитывая папину дружбу с Закаряном! Как же так?

Да!… Где-то в папиных наставлениях был явный прокол. Попробуй теперь разберись – где! Надо искать выход, но уже самому, больше не надеясь на папины советы.

Мама встретила его с улыбкой восхищения.

Ну как, Сенечка? Утвердили?

Да, все в порядке, – кисло ответил Сеня, ставя тяжелый портфель под вешалку.

Что-то не так, сынок? – беспокоилась мама, – К тебе были претензии?

Да нет же! Сказано – все в порядке! Не приставай ко мне, мама! По-жа-луй-ста!

Мама скрылась в кухне с сочувствием на лице. А Сеня ушел в свою комнату, сбросил тапочки и лег на кушетку, прикрыв голову диванной подушечкой.

Однако с тех пор, по словам Миши Коржа, везде, а особенно на отчетных заседаниях кафедры, Сеня стал – само доброжелательство. Когда Закарян ставил на голосование вопрос: «Кто за то, чтобы утвердить»… – Сеня первый поднимал руку.

 

Юлий Гарбузов.

9 января 2002 года, среда.

Харьков, Украина