Ампиров и Маврович


Ампиров и Маврович

 

В ХИРЭ у нас появился однокашник Ампирова – Цаль. Он, как и Шорина, подавал шефу информацию, которую тот хотел бы услышать, которая шефу импонировала. Опоздала Гринченко, Краус не предупредила о теме нового занятия и т. д.

Цаль писал «опусы» на темы изнасилования, о сексуальных актах и прочие. Шорина обнаружила его тетрадь с ними, когда он болел, в его столе в лаборатории (144).

Цаль: Как я богохульствовал. Брал от матери деньги для резника кур, сам резал курицу в овраге и приносил матери. Деньги брал себе. Брат узнал и стал требовать, чтобы они это делали по очереди.

Преподавал в военном училище. Был очень жесток. Заставлял курсантов стоять до звонка, держа в руках аккумуляторную банку.

Он разбил свой новенький автомобиль, переживал от этого и не любил разговоров на эту тему. Завлаб с кафедры приемников подтрунивал над ним по этому поводу и получил в конце концов по морде. Тогда он стал подговаривать других сказать что-либо об этом Цалю.

Однажды Цаль сказал:

Когда была жива еще покойная Фрида Вольфовна, …

А кто это такая?

Как, мама Валентина Аркадьевича!

Мы поняли, что она была еврейкой. А он корчил из себя такого антисемита!

Ампиров вечно ругал Цаля – ничего не делает.

Цаль Ампирову:

Не истери! Перестань истерить!

Мы с Ампировым шли по коридору к двери его кабинета. Навстречу шел Цаль с папкой подмышкой.

Цаль! – окликнул его Ампиров с гримасой пренебрежения на лице. – Ты что-нибудь делаешь для кафедры – или так!?

При этом он махнул рукой с такой силой, что воздух засвистел между пальцами. Цаль резко остановился, и его лицо сделалось красным, как кумач. Ампиров, чувствуя, что Цаль не собирается пропустить его реплику мимо ушей, заспешил к двери кабинета.

Валентин! Что ты имел в виду? Ну-ка объяснись! Ты что, не в курсе, что мною только за сегодня сделано? Ну-ка, подожди, я разберусь с тобой!

Что ты хай поднимаешь, как старый еврей?!

Во-первых, я и есть старый еврей! А во-вторых, ты почему меня перед сотрудником позоришь? Я тебе не позволяю так со мной обращаться! Объясни-ка, что ты имел в виду?!

Ампиров спешно открыл свой кабинет и втолкнул меня впереди себя. Потом вошел сам, оттолкнув Цаля в сторону, и попытался захлопнуть за собой дверь. Но Цаль подставил ногу. Ампиров закричал не своим голосом:

Цаль! Ты меня до инфаркта доведешь! Уйди, Цаль! Оставь меня в покое!

Нет! Ты меня сознательно унизил! Я не позволю!

Послушай, Цаль, – заговорил Ампиров примирительным тоном и кивнул в мою сторону, – я ничего не имел в виду! Это я так, чтобы молодые видели, что я со всех работу требую. Прости, если это тебя задело! Чего тебе еще нужно?

Я тебе не учебно-наглядное пособие! И не какой-нибудь этот… тренажер, что ли! Я не желаю, чтобы ты в назидание кому бы то ни было сек меня на конюшне!

Цль! Оставь меня в покое! Со мной сейчас инсульт случится! Или инфаркт – ей-Богу!

При этом Ампиров толкнул Цаля в плечо, а Цаль с криком «Скандалист! Истерик»! резким движением убрал ногу и зашагал в свою лабораторию.

Каторжный солдафон! – пожаловался мне Ампиров, – У него было уже два инфаркта, так он теперь хочет, чтобы и меня инфаркт хватил! Так у меня же не такое, как у него бычье здоровье! Первый же инфаркт убьет меня как муху!

Цаль неожиданно умер после третьего инфаркта, и мы его хоронили всей кафедрой. Только после его смерти мы поняли, как много он тянул до последнего дня с его двумя инфарктами.